В 2007 году киевские фантасты Марина и Сергей Дяченко выпустили роман, который восхитил критиков и рассорил поклонников, а позже сделал своих авторов литературными звёздами не только у нас, но и на Западе. Vita Nostra сложно отнести к конкретному жанру: то ли это городское фэнтези, то ли магический реализм, то ли метафизическая притча. Этот роман никого не оставляет равнодушным — одни его любят, а другие ненавидят.

В прошлом году супруги Дяченко, уже восемь лет как живущие в Калифорнии, внезапно написали его продолжение, которого никто не ожидал. В ожидании «Работы над ошибками» (так называется сиквел) вспоминаем, вокруг чего в своё время было столько шума — о чём нам рассказала Vita Nostra.

Действие романа происходит в узнаваемых постсоветских реалиях рубежа тысячелетий — времени, когда мобильные телефоны только становились привычными, а интернет был ещё роскошью. Старшеклассница Саша Самохина, отдыхая с мамой на море, встречает загадочного незнакомца в тёмных очках, от которого невозможно убежать — можно только проснуться утром того же дня, в который она пыталась избежать встречи. Незнакомец, наконец встретившись с уставшей убегать Сашей, даёт ей странное задание: ежедневно в четыре часа утра отправляться на пляж и нагишом плыть до буйка и обратно. После каждого такого заплыва Сашу рвёт золотыми монетами. А пропуск хотя бы одного утра чреват серьёзными неприятностями — сегодня инфаркт у курортного ухажёра Сашиной мамы, завтра может быть что-то пострашнее…

Спустя год тот же самый незнакомец, задания которого Саша продолжает выполнять, организует ей поступление в загадочный Институт специальных технологий города Торпы (разумеется, вымышленного). Здесь вчерашних выпускников, попавших сюда через столь же странные, а порой и страшные задания от загадочных «кураторов», заставляют учить наизусть бессмысленные тексты и выполнять головоломные упражнения. Преподаватели читают мысли студентов и не отвечают, чему же, собственно, их учат и кем они станут, — мол, пока что им этого не понять. В процессе обучения студенты тяжело болеют, теряют связь с реальностью и превращаются в хтонических тварей — порой буквально, физически. Расплатой за проваленную сессию может стать жизнь близких людей или даже их собственная — не сдавших зачёт по «специальности» больше никто никогда не видел. Извините, другого Хогвартса у нас для вас нет.

И только ближе к финалу выясняется, что Институт специальных технологий переплавляет своих учеников, ни много ни мало, в слова божественной речи, способной творить миры. И Саше Самохиной, лучшей студентке курса, отведена в ритуале творения особая роль…

Vita Nostra, названная цитатой из студенческого гимна «Гаудеамус», перенасыщена узнаваемыми, плотными, вещными деталями — от томной июльской жары на южном курорте до сквозняков из старых расшатанных окон студенческого общежития. Реальность романа получилась настолько вязкой и затягивающей, что эту книгу не читаешь — в неё проваливаешься и начинаешь в ней жить.

При всех своих фантастических странностях Vita Nostra — это прежде всего роман воспитания. Пускай нам и не светит стать Словом и летать по ночам над крышами незнакомого города, но каждому понятна грусть расставания с родительским домом, терзания первой (конечно, несчастливой) любви и яростный подростковый бунт против всех и всяческих правил, установленных взрослыми.

Критикам книга скорее понравилась. Причём — что редкость для книги, на обложке которой написано «городское фэнтези», — о романе Дяченко писали в толстых журналах, как о «большой литературе». Писатель Дмитрий Быков называл Vita Nostra ни много ни мало шедевром. Получила книга признание и в фантастических кругах: на фестивале «Звёздный мост» она взяла главный приз «Золотой кадуцей», а на «Росконе» победила в номинации «Роман», и это не считая ещё полудесятка жанровых премий.

Вскоре после выхода на русском роман начали переводить: сначала на польский и венгерский, потом и на другие языки. В 2013-м Vita Nostra вышла на английском — и стала бестселлером. В рецензиях её сравнивали с циклом «Волшебники» Льва Гроссмана (кстати, высоко оценившего роман), с «Лексиконом» Макса Барри и «Историком» Элизабет Костовой, а критик Washington Post даже назвал книгу «анти-Поттером, про который вы даже не подозревали, как он вам нужен».

Однако у читателей, полюбивших Марину и Сергея Дяченко за «Долину совести», «Пещеру» и «Ведьмин век», роман вызвал совершенно полярные впечатления. Многие фанаты его возненавидели: за перенасыщенность текста «скучной бытовухой», за слишком уж идеальную и могущественную главную героиню… Но прежде всего — за обилие жестокости, которую авторы, кажется, оправдывают и считают необходимой.

Речь даже не о физическом, а о психологическом насилии, которого на страницах Vita Nostra через край. Преподаватели Института специальных технологий изображены настоящими чудовищами, нелюдями (как выяснится — в буквальном смысле), которые отвратительно обращаются со студентами, постоянно их отчитывая и унижая. Пока Саша Самохина по заданию куратора бегала по утрам в парке и справляла малую нужду в кустах, её однокурсницу насиловали незнакомые мужчины, в то время как куратор утверждал, что «не требует невозможного». Студенты, не сдавшие «специальность», просто исчезают неизвестно куда — об их судьбе остаётся только догадываться. Что это — очередная садомазохистская история о том, что цель оправдывает средства?

Впрочем, давние поклонники Дяченко как раз должны были знать, что те не щадят своих героев, намеренно запирая их в лабиринтах жестоких этических экспериментов. Писатели ставят опыты над своими героями — так же как и над читателями. Критик Михаил Назаренко, давно изучающий творчество Дяченко и, пожалуй, наиболее точно понимающий их книги, в статье «Гностический космос в романе Марины и Сергея Дяченко „Vita Nostra“» описывает вселенную писателей как «отягощённую злом». Этот мир изначально несовершенен и греховен, и только выйдя за его пределы, в сферу чистого духа, можно что-то в нём изменить. Для писателей, «людей текста», это, конечно, сфера языка. В какой-то момент Саша Самохина понимает, что сама живёт в книге, — когда один из учебных текстов внезапно предсказывает её будущее. И да, это та самая книга, которую мы читаем, — а она читает нас.

Созданные Дяченко миры не добры к своим обитателям. Но только в Vita Nostra мы наконец получаем объяснение, почему так. Самый цитируемый диалог этой книги — о страхе как главной и единственной мотивации для настоящих поступков.

— Почему? Почему именно так? — она подняла на него залитые слезами глаза. — Почему страхом? Почему не… почему не объяснить? Я бы училась… по-хорошему!

Он покачал головой:

— Не училась бы, Саша. За грань выводит только сильный стимул. Мотивация.

— Но есть же… Другие стимулы… Любовь… Честолюбие…

— Равных нету, — сказал он почти с сожалением. — Это следствие объективных, нерушимых законов. Жить — значит быть уязвимым. Любить — значит бояться. А кто не боится — тот спокоен, как удав, и не может любить…

Но при этом роман заканчивается словами «Не бойся». А сама Саша, получившая в финале шанс стать Паролем, ключом к созданию нового мира, начинает своё творение с того, что отказывается бояться. В конечном счёте эта история оказывается историей любви, побеждающей страх. И изменяющей мир.

Vita Nostra открыла условную трилогию «Метаморфозы», объединённую только темой духовного преображения героев, их перехода в некое новое, надчеловеческое состояние. До сих пор мы и представить не могли, что роману нужно прямое продолжение, — он читался как вполне законченная история, даже с хэппи-эндом (по меркам Дяченко, разумеется). Но если вдуматься, то продолжение совершенно логично: описанный в финале романа зачёт по специальности, на котором студенты превращались в слова, — это только экватор обучения в Институте специальных технологий, середина третьего курса. Да, мы уже знаем, что Саша не вернётся домой, что она простилась с мамой и её новой семьёй. Но перестала ли она быть человеком, перейдя в новое качество? Судя по тому, что впереди её ждёт ещё два с половиной года обучения, пока нет.

Кроме того, у читателей ещё много вопросов о мире Vita Nostra. Что делают студенты после того, как становятся словами? Кем раньше были преподаватели Института — по крайней мере, те, кто был людьми, а не всегда служил функцией речи? Когда и при каких обстоятельствах появился Институт? Один ли он на планете или такие учебные заведения есть и в других странах, среди людей, говорящих на других языках? Не исключено, что в «Работе над ошибками» будут ответы на эти вопросы — а возможно, и на те, которые мы даже и не думали задавать. Ждать осталось недолго.

Светлана Евсюкова, журнал «Мир Фантастики»