Пока вы решаете, читать новый роман Виктора Пелевина «Transhumanism Inc.» или нет, мы решили собрать наиболее интересные отзывы критиков о романе. Мы приводим лишь отрывки из рецензий, полностью читайте по ссылкам.
В какие-то моменты кажется, что Виктор Олегович переизобрел для себя секс — как минимум открыл наконец кибердильдонику и виртуальное порно.
Все, за что автора любят, в этом тексте о России будущего непременно будет: и ирония, и постмодернизм, и буддизм. Из новшеств: это первый роман автора в рассказах. А перепады настроения в текстах в этот раз как никогда крутые.
Если вы любите Пелевина за изящные узнаваемые bon mots, которые при случае так приятно потом ввернуть в разговор, за материализованные метафоры и шутки, то в этот раз их, пожалуй, несколько больше, чем в прошлых книгах (причем некоторые по-настоящему хороши, чего не случалось уж и вовсе давно).
….есть у «Transhumanism Inc.» еще одно важное свойство — не сводимое к набору типовых бегунков и колесиков и отсылающее к самому раннему, еще дороманному творчеству Виктора Пелевина <…>. И это свойство — широчайший эмоциональный диапазон, позволяющий писателю в считаные секунды взлетать от едкой тотальной иронии к пронзительной и предельной серьезности. Именно это не самое очевидное из своих умений Виктор Олегович задействует в «Transhumanism Inc.» по максимуму, выкручивая соответствующий рычажок дальше, чем когда-либо в последние годы.
…пожалуй, единственный метод поймать, зафиксировать и разглядеть его <Пелевина> протеическую натуру состоит в том, чтобы сконцентрироваться на этой его способности огненной стрелой взмывать от мрака к свету, от смеха к пафосу. Если подлинный, настоящий Пелевин и существует, то искать его нужно именно в зазоре между смешным и величественным, в стремительном не то полете, не то падении от одного к другому — и «Transhumanism Inc.» в полной мере дает нам такую возможность.
Любовь к фильму Стоппарда, пожалуй, единственное, что лично я как читатель могу разделить с Виктором Пелевиным в его новом романе. Пьеса, а затем и ее экранизация показывала трагедию второстепенных персонажей, которые лишены свободы воли в чужой пьесе, но обладают сознанием.
Так и герои нового романа Пелевина — сплошь второстепенные персонажи, от которых ничего в этом мире не зависит. Роман состоит из семи новелл, на первый взгляд мало связанных друг с другом, но каждый герой в нем второстепенен…
Как любой современный русский писатель, Пелевин одержим идеей власти. На какой бы обочине истории ни оказались его герои, возможно и вовсе лишенные свободы воли, все они вовлечены в круговорот желания, власти, подчинения и доминирования. В общем, отсутствует уют, волки зайчика грызут — если уж и вспоминать русскую классику позднего карбона, как в мире романа обозначено наше время, то логичнее привести это стихотворение, которое задумывалось как шутка, а оказалось пророчеством.
Все тридцать лет, что мы его читаем, Виктор Пелевин пишет одну и ту же книгу о пребывании человека в иллюзии. Герои его рассказов и романов могут купить все, кроме просветления. И даже если бы просветление можно было бы купить, как показывал роман «Тайные виды на гору Фудзи», ничем хорошим это бы не кончилось. Все события, все шутки, все мемы, все гэги неизменно нужны для единственного финального момента, момента истины, встречи с божественным.
Как любой русский классик, Пелевин одержим идеей Бога — точнее того, что от него остается в идеологическом пространстве кукух и корпораций. И единственное человеческое чувство во всем его романе — это ужас от, возможно, полного отсутствия божественного в трансгуманистическом мире.
Все это напоминает растянувшуюся на 600 романных страниц экспозицию, введение в художественную футурологию, очередную пелевинскую попытку (натужную и уже несмешную) объяснить в придуманных символах то, что происходит прямо сейчас.
Новый роман, благоразумно отнесенный в далекое постковидное будущее, — публицистическая фиксация действительности без прогнозов и выводов, с ясной, но необязательной метафорикой (довольно топорной), ходульными героями и потерявшей остроту пелевинской сатирой.
«Transhumanism Inc.» — логическое продолжение пелевинских размышлений о настоящем и будущем, начатое в «iPhuck 10» <…>
Положа руку на сердце, Виктор Олегович давно заслуживает информационного бойкота и от критиков, и от блогеров. Но единства ждать не приходится.
Екатерина Писарева, Новая газета
Всего в романе семь вполне самостоятельных глав, в каждой из которых есть и сюжетный твист, и знакомые репризы. Пелевин описывает разные истории и разных героев, но никому из них, кажется, по-настоящему не симпатизирует.
В какие-то моменты кажется, что Виктор Олегович переизобрел для себя секс — как минимум открыл наконец кибердильдонику и виртуальное порно.
В общем-то даже обидеться серьезно на все это не получается. Философ и мудрый пророк в прошлом, Пелевин сегодняшнего дня выглядит заправским троллем, от отчаяния упражняющимся в остроумии. Он пытается нащупать нерв времени, но каждый раз натыкается на свое отражение, стареющее с каждым днем.
Безотносительно фабулы, концептуальной составляющей и изощрённости языка каждого отдельно взятого романа или сборника рассказов у главного русскоязычного семиотик-целдвеллера неизменно полный порядок на уровне создания лексики под придуманный им сеттинг.
…львиная доля авторских неологизмов в книге сделана со вкусом, умело и грамматически небезынтересно. Более того, многие из таких новых слов имеют двойное, а то и тройное дно, и некоторые даже позволяют спрогнозировать развитие сюжета.
«Бро кукуратор» — двухсловное окказиональное образование, которое строится таким образом, чтобы достигалось его парономазийное фонетическое сближение со словом «прокуратор». Таким образом создаётся любопытный двойственный эффект: с одной стороны, сущность, возглавляющая репрессивно-бенефактивный, карающий и вознаграждающий механизм, является «бро», с другой — грозным управителем-прокуратором <…>.
«Небинарий» получен образованием существительного склонения 7а (по модели А. А. Зализняка) с усечением основы и наращением постфикса -ий от прилагательного «небинарный». Акцентологические и лексические параллели побуждают усмотреть в термине социально-идеологическую или даже сословную принадлежность: ср. с «карбонарий», «терциарий» и т. д., — а не просто гендерное определение персоны, что и явствует из сеттинга романа.