РЖАВЫЙ ГВОЗДЬ, ВБИТЫЙ В МОЗГ…
(спойлер)
До этой книги я ничего не знала о Китае. Он представлялся мне одной из планет солнечной системы. А, может, и за ее пределами. Я привыкла к познанию мира с помощью текста, и мне неимоверно трудно представить реальность, когда я не могу, даже со словарем, понять в ней хотя бы слово. А тут бесполезны словари. Я упиралась лбом в «инопланетные» иероглифы как в стену.
Теперь я знаю о Китае главное.
На иных страницах мне казалось, что я читаю не слова Чжан Юэжань (великолепный перевод Алины Перловой!), а собственные мысли.
«Как разведчик, который терпеливо ищет нужную радиоволну, ты должен обладать острым слухом и спокойным сердцем, настраивая себя на волну с эпохой».
Китай оказался неожиданно близким и понятным.
Мать одной из героинь, современница «культурной революции», сошла с ума и прячется в шкафу, опасаясь ареста.
В нашем доме только в 90х избавились от резного, дубового дореволюционного шкафа с разбитым по диагонали зеркалом: в нем пряталась бабушка, заслышав на переулке ночной автомобиль.
«Меловое поколение» старших живет со страхом, он до сих пор определяет их. Голод и страх.
«Тень страха навсегда осталась в ее глазах, как след убегающего животного в отложениях мелового периода».
Герой и героиня, родившиеся в 80х, ищут смысл не в настоящем, а прошлом и очень много пьют. «Выпьешь, и воспоминания становятся четче, в голове будто загорается лампочка, освещая покрытые пылью углы». Это КОКОН, в котором они живут и откуда не тянется шелковая нить. Кокон шелкопряда гораздо ценнее бабочки, которая из него вылетает. А бывают коконы мертвые.
Героиня – Ли Цзяцин, влюбленная в покончившего самоубийством отца-поэта («раскаленный уголек, с треском поедающий сам себя»), живет в старом, построенном немцами, особняке деда-хирурга, академика и знаменитости, которому, в 1944 году, талант хирурга передал английский доктор Экспедиционного корпуса, перед тем, как китаец ампутировал ему поврежденную взрывом правую руку. Это Вторая мировая война в Индо-Китае, который защищали от нацистов англичане. О ней в России не говорят.
Сейчас от всего этого остался заброшенный, полутемный особняк, в котором, как в фильме ужасов, постоянно мигает тусклое электричество и ощущается присутствие кого-то еще, но это не ужасно, а скучно, потому что они привыкли жить с призраками.
Неприкаянная героиня -журналистка, уволенная с работы, ухаживает за дедом, лежащим в коме.
Ее двоюродная сестра, Пэйсюань, отличница и примерная комсомолка, изуродованная безобразным шрамом, живет в США, но ее так и тянет на Родину те же неприкаянность и поиск высшего смысла. Она приезжает, чтобы снять фильм о деде-герое. Это очень понятная мне история: преступления прошлого покрываются красно-золотым знаменем мифологии.
Пэйсюань знает, ее дед – убийца. Во времена “культурной революции” он вогнал в череп человека гвоздь. Причем, сделал это так, чтобы человек жил, а мозг его умер. И этот человек до сих пор живет в больнице, в палате реанимации, уже несколько десятилетий.
Об этом узнает внук искалеченного- Чэн Гун- друг детства Ли Цзяци и Пэйсюань – и одноклассник- всегда старавшийся узнать, что же превратило деда в «растение»
Убийцы и жертвы живут рядом, их дети дружат…
Но никуда не делся Ржавый Гвоздь – орудие изощренного убийства – на котором до сих пор подвешено общее Прошлое.
И дед-«растение», как символ давно отмеревшей идеологии, как Ленин в Мавзолее, годами лежит в палате с умершим мозгом. И за ним ухаживают свирепые нянечки, мстящие больным за собственные жизни. И внук приходит делать в палате деда уроки и фантазировать (там тихо), и, через несколько лет, приводит потом туда свою девушку.
Здесь временно прячется от коллекторов его садист-отец, бывший хунвейбин, избивавший мать Чэн Гуна и гасивший об ее кожу папиросы. В году «культурной революции» полуграмотный насильник наслаждался погромами и терроризировал преподавателей медуниверситета и врачей. Женитьба тоже стала продолжением «классовой борьбы». Изнасилованная избранница была девушкой из образованной семьи и любила красивое, поэтому ему – и его отвратительной матери, подающей обеды на тарелках, выпущенных в честь образования компартии – доставляло особое классовое удовольствие ее мучить. Женщина не вынесла. Просто исчезла, оставив маленького сына, которого старалась вырастить иным, но поняла тщетность попыток. Отца, намного позже, все же посадили, но за другое.
В Чэн Гуне утонченная вдумчивость и сложность матери сочетается с животной жестокостью. И этим он еще страшнее и отвратительнее своего садиста-отца. Он вдохновлен историей Наполеона. Это маленький китайский Раскольников, который тоже будет насиловать и убивать, но иначе…
Я поискала кадры «культурной революции». Толпе, превратившейся в один страшный, орущий лозунги Рот, была дана полная власть громить, насиловать, забивать до смерти. Во имя восстановления классовой справедливости и торжества угнетенных. Это было хаотичнее, примитивнее и кровавее зловещих нацистских парадов: власть Тьмы. Это называлось «митинги критики и перевоспитания». Особенно яростно расправлялись с теми, кто был в очках и носил иные признаки интеллигентности. Или хоть как-то отличался. Страшное зло, которое вырвалось из подземного Хаоса в ХХ веке, заключалось в стремлении сделать каждого КАК ВСЕ. Оно захватило почти все страны. Напрасно думать, что образованный класс был только жертвой. Из них формировались свои отряды хунвэйбинов, убивавшие за всеобщее счастье и справедливость.
Революционная милиция не вмешивалась. Vox populi vox Dei. Двадцатый век переиначил вторую часть старой поговорки: «Глас народа – глас Ада». В городке, где растут дети 1980х есть Башня Мертвецов, куда сволакивали трупы убитых на этих «митингах». Вот что у молодых китайцев в анамнезе. Некуда деваться от этих теней, невозможно избавиться, пока есть эта Башня, пока лежит в коме Дедушка С Убитым Мозгом. Даже когда они бегут в США, даже когда они об этом не думают и не знают, Прошлое насилие довлеет над ними. Вокруг Башни не растет ничего, сколько ни сажают. В их городке есть поверье, что дети, рождающиеся в домах, по соседству с Башней, умственно больны. Есть увечье, которого не видно. Оно внутри. Это Прошлое. И что с ним делать и как от него избавиться – непонятно.
Водоразделом современной китайской истории становится протест на площади Тяньанмэнь. С началом горбачевских реформ, китайцы получили и свою «Сенатскую площадь», и свое «Кровавое Воскресенье». Вот только киевского «Майдана» не получилось. Протест подавили танками.
Отец Ли Цзяцинь поддержал своих студентов, и его уволили. Чжан Юэжань так сильно описывает отчаяние, наступившее потом у интеллигенции, так понятно и близко, что чувствуешь их боль и тоску. Все их надежды раскатали лязгающие гусеницы. «Все бессмысленно» – повторяет ее отец. И, чтобы выжить, становится “челноком”. Продает в ледяной Москве пуховики из гнилых перьев чумных кур. Девочка мечтает, чтобы он хотя бы раз взял ее с собой. Она чертит маршрут поезда. Она мечтает увидеть озеро Байкал… Ей кажется, что поезда очень хорошо отражают русскую суть: опасная дорога, где «дух Анны Карениной до сих пор бродит по пустым перронам». Отец Ли трагичен и жесток: женился на ее матери, деревенской девушке, чтобы досадить родителям. Досадить – получилось, счастье -нет. Девочка ненавидит бессловесную мать и губит ее жизнь.
Ведь все мы – сообщающиеся сосуды, наполненные жидкостью из любви и боли.
1980-1990е – это время, когда создавалось «китайское чудо», начавшееся в ледяных, чужих городах, среди перестука колес, пьяных разговоров барыг-челноков и неизменных клетчатых баулов, туго набитых дрянным товаром. Клетчатый пластиковый баул как символ 1990х, он пришел из Китая. Девочка неимоверно тревожится за отца: русские иногда убивают китайцев за плохой товар. В Москве отец становится алкоголиком. Многотомная антология современной литературы, которую он подготовил до того, как на него написал донос коллега, труд всей жизни, свалена в угол его квартиры в Пекине, похожей на склад. Завалена и задушена проклятыми клетчатыми баулами, из которых выросло «китайское чудо»…
Когда начинается с «Кровопийц», их сменяют «ворюги», которые возвращаются к карьере кровопийц, достаточно разбогатев, когда есть что терять. Круговорот ворюг-кровопийц в истории… Это тоже сближает с Китаем ее западного соседа.
Из алкоголизма Ли Цзяцин и ее болезненной привязанности к равнодушному отцу, а потом – после его самоубийству – к памяти о нем – вырастает ее талант поэта и писателя, которому тоже, в сущности, нет применения. Из «кокона» не тянется шелковая нить, и превращения в бабочку тоже, возможно, не произойдет. Кокон – плен.
Китай в романе удивительно вестернизирован (в реальном я еще не была). Героиня существует среди книг Толстого, Бронте и Фицджеральда, мишленовских ресторанов и ресторанов молекулярной кухни, благотворительных аукционов, Coldplay, готических романов и сериалов (сюжет очень напоминает «Насекомое» Кафки), компьютерных игр, английских каминов и лабрадоров в богатых домах, поездок в Париж и хипстерского культа кофейных комбайнов. И только кухня, и пирожки баоцзы с фаршем из тополиных соцветий выглядят экзотикой.
Несмотря ни на что, Запад остается эталоном.
«—Почему надо уезжать за границу? – спросил я
—Там-то жизнь наладится. Библиотекарь вздохнул.
Я покачал головой:
—Я хочу, чтобы она здесь налаживалась.
—Здесь не получится.
Библиотекарь опустил глаза и нежно погладил потрепанную обложку «Нового учебника английского языка».
Что такое Китай?
Остались образы: безумная старуха расчесывает волосы, распевая яростные песни «культурной революции»; страна в которой лежит коматозный полутруп с мертвым мозгом; страна, где элегантные мужчины в костюмах от Бриони и прекрасные женщины в последних туалетах от D&G жертвуют миллионы на благотворительных аукционах, потому что это признак статуса, а дети их учатся в Гарварде и Кембридже. А на чердаках пылятся клетчатые баулы, с которых все началось…
Это роман о Нелюбви по-китайски.
Увы, ощущение, что «все бессмысленно», вместе с традицией решать все проблемы насилием, зачастую кончается обретением агрессивной национальной идеи, как это случилось в России…
“Эта история не нужна никому, кроме меня. Семь лет назад я тронулась в путь”, стремясь “добраться до глубинных слоев жизни. Я верю, что пока писала эту книгу, кто-то Невидимый освещал мой путь”.
Хочу отдельно отметить гениальный перевод! Алине Перловой удалось донести смыслы и сделать их моими. Это высшее достижение Переводчика.
Теперь я знаю о Китае главное.